У меня были люди, которых я так любил,
что давал им дышать только глядя в мои глаза,
что хотел их оставить, но сам приходил назад,
отдавал им все силы и падал на них без сил.
Поглощая сердца и пытаясь вместить в свое,
я остался без сердца и вывернул в фарш нутро.
Если я — пистолет, разве можно винить патрон,
в том, что после него чье-то тело теперь гниет?
У меня были люди, которых я так хотел
сохранить в своей памяти, строках и дневниках,
что носил их слова в переплетах, а боль в руках,
что писал об их душах, как будто у них нет тел;
они ярко пылали, сгорая в потоках чувств:
жизнь — река, если быстро бежать и смеяться впрок.
Это будет теперь самый страшный и злой урок:
не учить людей жизни, пока я ей сам учусь.
Я смотрел, как они умирали, теряли смысл,
возвращались на старт и сходили с пути в кювет.
У нас есть целый мир, но цены ему толком нет,
и один за другим отдают его в дар за мысль.
Были — горы, шипящие волны, дремучий лес,
а остались истории в кухнях чужих квартир.
Были люди: кто вышел, кто выпал, кто дезертир,
кто пытался сходить за своими и сам исчез.
У меня были люди — теперь есть бессмертный страх,
пепел в банке горчицы, слетающий нервный смех;
У меня были люди, и я сохранил их всех
в отвратительных шрамах,
в истериках,
и в стихах.